Музей – одна из самых живых культурообразующих институций страны, это и есть та национальная идея, которую все так усердно ищут. Музеи хранят нашу культуру и историю, не искажая опыта прошлого. Мы бережем не трактовки историков, а подлинные вещи и документы. В основе нашего собрания, насчитывающего более 400 тысяч единиц хранения, лежат частные коллекции и даже частные музеи драматурга В. В. Протопова и актрисы М. Г. Савиной. Большую роль в формировании фондов сыграло собрание нашего первого заместителя директора по науке, мецената и коллекционера всего новаторского Левкия Ивановича Жевержеева.
В разное время в музей поступали дары. С каждым из них у музейщиков связаны минуты счастья и признательности. Григорий Михайлович Левитин, Елена Владимировна Юнгер, Иосиф Моисеевич Эзрах, Татьяна Михайловна Вечеслова, Валентина Михайловна Голод, Августа Михайловна Сараева-Бондарь, Нина Вырубова, Вилли Инауэн — переданные ими предметы составляют сегодня гордость музейной коллекции. Собрание Нины и Никиты Лобановых-Ростовских всегда было в сфере наших интересов. Приобретение большей части коллекции Международным благотворительным фондом «Константиновский» стало для нас знаковым событием. Музей принял это поступление на временное хранение, а затем разместил коллекцию в специально оборудованном помещении «Открытые фонды».
В декабре 2013 года собрание Нины и Никиты Лобановых-Ростовских было передано в дар музею Международным благотворительным фондом «Константиновский». Мультимедиа не заменишь подлинного предмета. Когда ты видишь дирижерскую палочку, которую держал Чайковский, даже витрина не помешает почувствовать это. К счастью, у Музея музыкального и театрального искусства богатейшая и очень разнообразная коллекция, мы способны одеть любую экспозиционную идею, посвященную крупнейшим именам в мире культуры, и сделать это перфектно.
О Театральном музее в 70-80-е
Работать в Театральном музее стало сразу очень интересно. У нас собралась удивительная компания: пришли Роза Садыхова, Люда Мочалова, две Лены – Грушвицкая и Федосова, девочки от одних педагогов, новое поколение с общими ценностями. Нас хорошо приняло поколение, которое старше лет на 20-30, это потрясающие люди, никакие не зануды, у них интереснейшая жизнь, спектакли, встречи, гости, застольные разговоры.
Что у нас здесь творилось – композиторы, художники, артисты, Довлатов, Барышников – все приходили сюда. Театральный музей очень удобно находится, кто из училища Вагановой, кто в театр – а встречались по дороге, в музее. Первое исполнение рок-оперы Саши Журбина «Орфей и Эвридика» прошло у нас, Жванецкий все свои программы читал здесь. Только говорил: «Наташа, если ты увидишь кого-то странного в зале, принеси мне чашечку чая, тогда я пойму, что кое-чего читать не надо».
Юра Шевчук у нас впервые спел «Осень», и запись этого концерта сохранилась. Тут пела «Алиса», Кинчев. Работал у нас Толя Гуницкий, вот и приводил друзей. А театр «Четвертая стена»? Здесь ставили «Лягушек» Аристофана, здесь был театр капустника, и Вадим Жук им руководил. Андрюша Толубеев говорил, что наше поколение, те, кому сейчас между 50-ю и 70-ю, выросло на капустниках Жука. Это были потрясающие тексты, смелость, тонкость, и все это было в Театральном музее.
О выставке Театрального музея в Париже «Искусство балета в России» под патронажем модного дома Ива Сен-Лорана в 1991 году
В 1989 году в Эрмитаже состоялась большая ретроспектива работ Сен-Лорана – это была самая настоящая революция в академическом музее. Я пригласила французскую команду посмотреть нашу коллекцию костюмов. А она уникальная, пришла к нам из проката костюмов Мариинского театра.
Были времена, когда там можно было за какие-то копейки взять в аренду наряд для художественной самодеятельности – а это оказывался сценический костюм Ермоловой. То, что сдавалось в прокат, там, конечно, чистили, а вот то, что десятилетиями лежало в сундуках… Когда нам передавали коллекцию (поскольку театру нужно было освобождать помещения), принимать ее приходилось в противогазах: пыль, грязь, вонь. Из шести тысяч костюмов мы приняли на хранение три – лучшее из бывшего гардероба Императорских театров.
Мы отреставрировали 20 костюмов, разложили в Зеленом зале в темноте, а когда французы вошли – включили свет, все это засверкало. Они кричат: «Перчатки!» Я смутилась, и говорю, что перчаток нет, мы их еще не отреставрировали. Оказывается, им нужны были рабочие перчатки, но и таких у нас тогда тоже не было. А ведь французы относятся к тканям как к божеству. Когда они начали выворачивать подкладку, когда увидели, что костюм Кшесинской из шестидесяти кусочков подкроен, и все руками, то просто задохнулись от восторга: «Haute couture, haute couture!»
Так с Ивом Сен-Лораном, который считал себя учеником Бакста и Бенуа, мы и договорились о большой выставке в Париже. А это начало 90-х: представьте, в магазинах пустота, директор наша Ирина Викторовна Евстигнеева как-то договаривалась со складами и базами, в Шереметевский дворец приезжали грузовики с капустой и картошкой, мы отоваривались на работе. А тут я говорю: «Мы едем в Париж!» Невероятно, никто не верил ушам своим.
И вот 19 августа 1991 года, муж рано утром мне говорит: «Ты знаешь, что арестован Горбачев? Ну и куда ты поедешь?» А у меня 28 ящиков, я должна везти их в грузовой терминал Пулково. Все же отправила в Париж свои 1013 экспонатов, возвращаюсь в музей, и меня ждет телеграмма от Пьера Берже: «Мадам, если даже у вас будет еще одна октябрьская революция, выставка должна состояться, слишком много в нее вложено сил и денег, весь Париж увешан афишами». Очереди на выставку стояли дикие, экспозицию пришлось продлить на полтора месяца, а французские мастера тогда впервые нам показали, что такое настоящий выставочный дизайн. Интересно, что уезжали мы на выставку из Ленинграда, а вернулись – в Санкт-Петербург.
О первом визите в Театральный музей
Я впервые отправилась в Театральный музей, поступая в Театральный институт, и увидела серую скуку. Народу никого. Перед входом у кассы сидел красивый, жантильный молодой человек и читал журнал «Театр». Я его спросила, нельзя ли для меня провести экскурсию, и услышала в ответ: «Как, для одной? Экскурсию? Не слишком ли много хотите?» Моя пламенная речь о том, что нельзя в такие молодые годы уже так не любить театр и людей, которым он интересен, не помогла. Молодой человек сделал гримаску, экскурсионный билет не продал, и я сама бродила среди портретов и цитат классиков о театре, развешанных по стенам, пыталась разобраться в бесконечных Каратыгиных. Я всегда помню про свой первый визит в музей, поэтому отношусь к посетителям из провинции с особым трепетом: это те, кто сюда доехал, дошел, хочет добиться чего-то и во что-то влюблен.